•••
Своим генеалогическим древом я никогда не интересовался. Правда, слышал однажды разговор родителей, из которого понял, что мой дед по отцовской лини был офицером одного из полков Императорской гвардии. И так уж случилось, что он влюбился в молодую игуменью монастыря в Пермской губернии. Их роман закончился тем, что Павел Сергеевич (так звали моего деда) похитил свою любимую из монастыря, и они сбежали в Сибирь.
Там, в Новониколаевске (теперь это Новосибирск) они начали свою семейную жизнь, там родились их дети – дочь Анна и сын Сергей. До революции, слава Богу, дед с бабушкой не дожили. Анна к 1917 году была уже взрослой барышней и вышла замуж за инженера. Жили они в Барнауле, тихо и безбедно. А у брата ее Сергея (моего отца) жизнь сложилось совсем иначе. После смерти родителей его взял на воспитание друг отца, отставной офицер.
Но «ветер революции» подхватил парнишку, и Сергей Павлович Тарасов в 14 лет сел на коня и с отрядом красноармейцев гонялся за бандой генерала Бахича по всему Алтаю. Потом он поступил в Томское пехотное училище. Затем его направили на учебу в Петроград, с переводом в Москву…
Здесь он и встретил Дину Григорьевну Вишнякову, свою будущую супругу. Ее отцом был Григорий Иванович Вишняков, служивший управляющим в каком-то имении в Тверской губернии. Имение революционные крестьяне сожгли, церковь разрушили, и мой дед уехал в Москву. Рано овдовев, он и сам вскоре ушел в мир иной, оставив после себя взрослых сыновей Василия и Леонида (оба в Первую мировую войну стали полными Георгиевскими кавалерами), и дочерей Анну и Дину...
Моя мама, Дина Григорьевна, дожив до 92 лет, однажды разоткровенничалась и рассказала мне, что не очень хотела выходить замуж за моего отца и дважды отказывала ему. Они действительно были очень разные: отец — заводной и компанейский, а мама — тихая, домашняя... Она работала в библиотеке, где и встретила бравого лейтенанта Сергея Тарасова, слушателя Военной академии им. Фрунзе. Моя мама прожила с отцом, как я понял, не очень счастливую жизнь - с постоянными скитаниями по военным городкам и неустроенным бытом.
Мой старший брат Константин родился в Москве, а я, как и отец, в Новосибирске — 11 декабря 1933 года...
Мое первое воспоминание из детства — украинский городок Белая Церковь. Мы с братом катаемся на двухместном педальном автомобильчике вокруг какого-то пруда. Запомнился на всю жизнь запах горячей резины - это около нас остановилось казавшееся огромным колесо автомашины. На ней отец привез нашу двоюродную сестру Валю. Она отдыхала у нас, приехав на школьные каникулы из Москвы...
•••
Перед началом Великой Отечественной войны командный состав Киевского Округа был почти полностью арестован и репрессирован. Отцу повезло — он поступил в Академию Генштаба, и мы осенью 1940 года оказались в Москве.
Как и все слушатели Академии, отец получил две комнаты в общежитии в Хользуновом переулке. Там, в коридорах, можно было встретить будущих героев Отечественной войны, генералов и маршалов.
Брат Костя ходил в школу, в первый класс, и компании у меня не было, потому что остальное детское население нашей «общаги» состояло из девочек.
Рядом, на Пироговке, было много медицинских учреждений, и девочки любили заглядывать в их окна. Увидев что-то для них интересное, они собирались в кружок и, хихикая, обсуждали это...
Для развлечений был еще Сад имени Мандельштама (названный так не в честь поэта, а в честь какого-то большевика). Здесь они прыгали через скакалки, играли презираемые мной "классики". А я, семилетний пацан, просто слонялся по Саду. Главным украшением Сада был слон, сделанный из фанеры и досок и покрашенный серой краской. У слона был короткий хобот, через который можно было увидеть часть сада - если, конечно, забраться внутрь слона. Для этого в боку слона была дверца с лесенкой.
В мае 1941 года мы переехали к маминым родственникам в дачный поселок на станции Правда. Там с маминой сестрой Аней жили ее дочери Нина и Валя, и брат Леонид с сыном Евгением. А второй его сын, Борис, был уже летчиком и находился в части. Его я так никогда и не увидел...
•••
Здесь я позволю себе хронологическое отступление. Летом 1984 года я снимал фильм "Черная стрела" на острове Саарема, в Эстонии. В поисках нужной натуры я со своей группой прошел через весь остров. В самом западном его конце я нашел большое ровное плато, заросшее низким кустарником. Вокруг не было никаких строений. Местный рыбак, который помогал нам, сказал, что на этом месте во время войны был советский аэродром. Именно отсюда в июне 1941 года в свой последний полет отправился бомбардировщик Бориса Вишнякова. Он летел бомбить Берлин. Его самолет сумел прорваться через противовоздушную оборону Берлина и сбросить все бомбы на столицу фашистской Германии. Но вернуться к своим ему не удалось. Он был сбит над уже захваченной немцами территорией Украины...
•••
Ну, а в мае 1941-го года его брат Женя разбудил меня рано утром, усадил на приделанное к задней раме велосипеда сиденье, и мы поехали в поле, где росли красивые цветы. Мне было доверено держать собранный букет, когда мы возвращались на дачу. Женя положил цветы на подоконник открытого окна в комнате Вали, нашей двоюродной сестры…
Женя дожил до Победы, до 9 мая 1945 года. Он, пройдя всю войну сапером, не получил даже царапины. А в день окончания войны он вместе с американцами ехал по уже освобожденной Праге на машине. И под колесами взорвалась мощная немецкая мина. Он потерял обе ноги и, выписавшись из госпиталя в Праге, исчез… Женя был гордый и красивый парень. Наверное, не хотел быть обузой родителям…
После войны по всей стране было много таких вернувшихся с фронта молодых безногих ребят. Они передвигались, сидя на досках, «ходовой частью» которых были грохочущие шарикоподшипники… Руками они отталкивались от земли, разгоняясь до порядочной скорости. На их гимнастерках и шинелях были боевые ордена и медали, нашивки за контузии и ранения. Они не просили милостыню: люди просто давали им кто сколько мог…
Но товарищ Сталин «проявил заботу» об этих героях - вскоре они все куда-то исчезли…
•••
Одно из последних московских воспоминаний: отец поцеловал маму, Костю, меня и зашагал от дверей нашей общаги к какой-то большой зеленой машине...
•••
А еще помню, как мы с братом и мамой во время бомбардировки Москвы стояли на крыше дома и, задрав головы, следили за "Юнкерсами". В руках у нас были специальные клещи, рядом стояли бочки с водой и песком. Одна из немецких "зажигалок" попала на нашу крышу. Мы с братом опередили маму и, схватив искрившуюся бомбу щипцами, бросили ее в бочку с водой. Бомба зашипела и "погасла".
- Ура! — закричали мы с братом, а мама тяжело вздохнула...
•••
Осенью нас эвакуировали. Сколько времени мы были в пути, я уже не помню. Помню только, что наш поезд часто останавливался, пропуская эшелоны с военной техникой, идущие на фронт. В обратную сторону шли санитарные составы, ну а за ними - эшелоны с детьми, женщинами, стариками….
Помню купание на одной из станций, где остановился наш эшелон. Большинство взрослых встали в длинную очередь за кипятком. В фонтане, стоявшем, посреди перрона, женщины полоскали белье, а детишки купались - было жарко.
Моя мама что-то стирала, потом дала мне кусочек мыла и сказала, чтобы я залез в фонтан и помылся.
- Кто знает, когда еще придется! - вздохнула она.
Я до сих пор помню эти слова и грустное лицо мамы.
Я с трудом перелез через высокий каменный борт бассейна, в центре которого и был фонтан. Он представлял собой скульптуру дельфина, изо рта которого струилась вода. Уровень воды доходил мне почти до подбородка и, чтобы намылиться, мне пришлось опять взобраться на бортик фонтана.
...В фонтане мылось много детей. Вдруг я заметил, как маленькая девочка перелезла через бортик и спрыгнула в воду. Через несколько секунд ее голова появилась на поверхности. Девочка не умела плавать и явно тонула, а кричать не могла, потому что наглоталась воды.
Среди плескавшихся в воде и визжащих детей трудно было заметить, что кто-то тонет. Но я заметил и, хотя не умел плавать, спрыгнул в фонтан. Набрав побольше воздуха, я присел, пошарил по дну и, схватив девчонку, поднялся во весь рост. Жадно глотнув воздуха, я закричал:
- Помогите! Она утонула!
К нам бросились ребята постарше и вытащили девочку из фонтана. Тут прибежала перепуганная мать девочки, которая в это время стояла в очереди за кипятком.
- Спасибо! Спасибо, ребятки! - сквозь слезы говорила мать девочки, прижимая ее к себе.
- Да это все рыжий! Он первый заметил - сказал один из мальчишек, показав на меня. Должен отметить, что в детстве я был действительно рыжеватым.
В это время загудел паровоз, и все побежали к своим теплушкам.
И кто бы мог подумать, что через десять лет мои родители приведут меня «на смотрины» в семью начальника Генерального штаба Советской армии Штеменко, чью дочь я спас из фонтана на какой-то неизвестной станции. Но из сватовства родителей ничего не вышло, я был тогда увлечен совсем другой девушкой...
•••
Вспомнился еще один эпизод из долгой дороги в Новосибирск. На очередной остановке нашего поезда, как обычно, выстроилась длинная очередь за кипятком (он был в огромных титанах на всех станциях). Мы с братом стояли рядом с мамой, в руках у которой был чайник.
Из здания вокзала вышли два молоденьких лейтенанта, судя по новенькой форме, только что выпущенные из училища. Очевидно, они ждали отправки на фронт своего эшелона.
Оба были злые, пьяные и орали друг на друга. Вдруг один из них схватился за кобуру с пистолетом, висевшую на поясе, другой тоже... Очередь за кипятком как-то сжалась и затихла. И тут наша мама вышла из очереди и подошла к лейтенантам.
- Мальчики! - обратилась она к ним. - Здесь же дети!..
Лейтенанты замерли, словно услышали строгую команду, огляделись и увидели длинную очередь людей, испуганно прижавшихся к стене вокзала. В очереди не было мужчин, только старики, женщины и дети.
Лейтенанты затихли и пошли обратно, к вокзалу.
Наша мама сказала им вслед:
- Постарайтесь вернуться назад, мальчики...
Один из лейтенантов заплакал, а другой обнял его за плечи. Они скрылись в здании вокзала...
•••
